понедельник, 24 февраля 2014
KEEP OUT
Автор: wasted time
Соавторы: mr._мяу_Blik
Беты (редакторы): Seynin, Danie
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Экшн (action), Повседневность, POV
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика
Часть 2
— Ну что? Привет и прощай.
читать дальшеЭтот голос отдается в голове. Глухо дребезжа, раскатываясь эхом.
Лица мне незнакомы. Я этих троих вижу впервые. Они смотрят на меня сверху вниз.
Послушно ожидаю долгожданной кончины.
Программист сейчас бы быстро составил в своей голове теорию вероятности того, что его пристрелят. Это занимает разум на несколько секунд. Возможно, даже на целую минуту. В критических ситуациях лучше думать о чем-то нейтральном. О том, что не связано со смертью.
Смерть кажется другой, когда ты просто о ней думаешь, нежели в ситуации, когда чуешь ее запах и она стоит у тебя за спиной. Когда ощущаешь стальной холод дула, направленного тебе в лоб. Наступает паника, затем пеленой окутывает безысходность.
Нужно отвлечься. Разум ищет что-то постороннее.
Белый лист. Берем карандаш, пишем посередине свое имя.
У нас возможны два исхода. Чертим две стрелки. Под одной — «умереть», под другой — «остаться в живых».
Это старая задачка по информатике, в которой два парня кидают камушки и рассчитывают теорию вероятности того, что кто-то из них выиграет.
Под второй стрелкой, что обещает мне сохранить жизнь, у меня два исхода. Либо я сбегаю, либо меня берут в плен. Под «пленом» можно расписать сотни исходов, задать их различными кодами программирования, ибо эти ублюдки могут сотворить со мной что угодно.
В случаях, когда неизвестна команда, код не прописывают и вместо привычного, предположим, 0001 ставят ХХХХ.
Первая стрелка. Она несет только один код — 0000. Он обозначает пустоту, начало действий. Можно поставить 1111. Это полное завершение. На этом числе и обрывается любая таблица по программированию. Комбинация подобрана. Исход «смерти» не предполагает дальнейших действий.
Далее мы составляем процентное отношение. Здесь уже чистая математика. Комбинаторика капает числа. На «остаться в живых» нужно не менее пятидесяти процентов, ибо там тоже возможно ХХХХ число исходов того, что могут со мной сделать. Тогда у меня ровно пятьдесят процентов на то, что меня убьют.
Такие расчеты, в которых получается пятьдесят на пятьдесят, как правило, дают надежду. А та, паршивая сука, дохнет последней.
Так или иначе... Допрыгался, мальчик.
Такие, как ты, погибают по глупости.
Черт, как в воду глядел! Чувствовал, что мне не выбраться. Какой-то холодок внутри говорит о том, что в конце, так и не дойдя до места назначения пару шагов, тебя поймают и назовут Предателем или Шпионом-недоучкой.
— Последний, — констатирует один из них, наклоняясь ко мне. Пока другой держит дуло пушки у моего лба, он ерошит мои волосы, мокрые от пота и страха.
Нервно сглатываю ком в горле. Капля того самого пота неприятно сбегает по виску, щекоча скулу.
Холодное дуло тычется в лоб, съезжая по влажной коже.
Бежать уже бесполезно. И я это отлично знаю. Путь назад мне заказан.
Я стрелял, так что прекрасно осознаю, как это быстро — умирать от пули в лоб.
Хочешь убить наверняка? Стреляй в голову. И только.
Хоть умру быстро: выстрел, и можно счищать мозги с пола. Минимальные мучения. Почувствую, как дохнут те, кому свинец пробивает череп насквозь.
— Блядь, тебе сколько? — тот мужик, что трепал мои волосы, поднимается, вытирая щеку, размазывая грязь.
Не двигаюсь, просто смотрю на них.
В такие моменты очень жаль, что нет возможности взглянуть на себя со стороны. Но чую, лицо у меня ужасно напуганное. Хоть и скрываю страх. Валяюсь на полу, приподнявшись на локтях, сводя колени, которые очень сильно трясутся.
Не показывай страха!
Я пропитан этим страхом, принимаю в себя и пытаюсь заглотить внутрь. Теперь только мое сердце бешено колотится. Ничто более не дергается так, как стучит мое сердце.
Сердце человека рассчитано на определенное количество ударов. Хер знает, кто закладывает это, но внутри нас часы. И эти часы имеют определенное количество ударов. От принятия кофеина, как известно, сердце бьется чаще. Следовательно, всякое учащенное сердцебиение разбивает положенную норму, сокращает отведенное нам количество ударов. Страх как кофеин. Он сильнее всякого энергетика, от него сердце способно биться намного быстрее. Страх тоже сокращает жизнь.
Не отвечаю им, сколько мне лет. Просто моргаю. Наконец-то моргаю за все это время и пристально уставляюсь на дуло.
— Немой, чо ли?! — злится тот, что трепал меня. Размахивается, бьет наотмашь по лицу, разбивая нос. Срываюсь, неспособный удержаться на локтях, распластываюсь на полу. Откашливаюсь. Чувствую, как его сжатый кулак ударяет меня. Боль разносится по левой стороне лица. Челюсть на месте, но вот огонь разгорается, расползаясь до скулы. Открывая и закрывая рот, проверяя, что ничего он мне не вывернул и не выбил, сажусь на пол. Двое, схватив меня под руки, крепко держат. Третий, спустив дуло, подставляет мне его под подбородок. Говорит, что еще одно мое рыпание — и он прострелит насквозь. Говорит, что сначала я испытаю ужасную боль, только потом он пустит пулю мне в лоб, якобы пытаясь меня избавить от страдания. И то лишь потому, что у меня красивые испуганные глаза.
— Он же пацан еще. А что Командир скажет? — его останавливает второй. Сжимает мое предплечье, чтобы я не убежал. Третий, с пушкой, садится мне на ноги, сжимает мою куртку, встряхивает:
— Командир и раньше ничего не говорил, когда мы мочили этих, — тут он наклоняется ко мне ближе. — Смотри, какие испуганные глаза, которые пытаются не выдать панический страх.
— Он много чего знает. Мелкие сдаются сразу. В нем дохуя энергии, ты посмотри! — после чего следует удар, уже в ухо. В глазах темнеет. Меня крутит, но я, свалившись на локоть от удара этого амбала, все равно пытаюсь держаться.
— Сколько силы, а! Посмотри на него, — холодная сталь больше не тычется в меня. Грубые пальцы, грязные, большие, хватают меня за горло. Сипло что-то бормочу. Тогда эти пальцы сжимают мой подбородок, заставляя приподнять его. — Какая шея. Ничем не израненная. Ты, наверное, новенький? — Прикрываю глаза. - Морда-то не спаленная солнцем. — Дальше он пристально осматривает мое лицо, заставляя изредка поворачивать голову в профиль. Водит рукой по отросшим прядям, убирая их за ухо, очерчивает пальцами скулы. — Хорошо. Довольно неплохо выглядишь, убивать жалко, да и командиру ты понравишься.
Я не представляю, кто это такое, Командир. Но постепенно код ХХХХ становится ХХХ0. Я не знаю, что они будут делать, но это будет изощренной пыткой, которую они мне устроят.
Смеется, замахивается пушкой. Удар в висок.
Несусь по коридорам казармы, сталкиваясь с кадетами, опаздываю: если не сдам отсчет, то турнут.
А мне здесь нравится, и перспектива выйти во вне безопасной и закрытой территории аквариума видится слишком заманчивой, чтобы по такой глупости попасться.
Старший ловит в коридоре, рыкает, дергая за шиворот.
— По коридорам не носиться!
Хриплю, болтая ногами, выворачиваюсь и, схлопотав напоследок оплеуху, вырываюсь. Добегаю до аудитории, вваливаюсь в кабинет. Кидаю на стол папку, шлепая по лакированной поверхности.
Успел.
Под гневным взглядом препода пячусь на выход. Толкнув дверь, вываливаюсь в коридор. Ребята стоят у окна, о чем-то переговариваясь. Уже сейчас они серьезные и деловитые, хотя еще только кадеты. С другой стороны, я их вообще ниже. Мелкий оболтус.
— Подъем, красавица, — удар по лицу наотмашь, — просыпайся, труба зовет!
Черт, голова раскалывается, в виске отдает тупой ноющей болью.
Стискиваю зубы, чтоб не лязгали. В носоглотке хлюпает кровь. Руки туго связаны за спиной. Успели онеметь. Тот, что с пушкой, врезает по лицу так сильно, что боль накатывает новой волной. Хочется свалиться с этого стула и провалиться в небытие.
В глазах темнеет. В этой темноте слышу голоса.
— Оболтус! — затрещина от старшего. Зубы щелкают, прикусываю себе чуть ли не пол-языка, кровь хлещет. Утираю рукавом рот. Он, нависая, смотрит в глаза. — Режим есть режим, комендантский час для всех! Марш отсюда!
Комендантский час для всех.
Комендантский час для всех.
— Сколько вас? — хватает за волосы. Кто-то хватает. Не разбираюсь кто. Ростом они равны. Телосложение у всех одинаковое. Шмотки неброские. Черные куртки и темно-зеленые штаны. Почти как у меня. Ничем не выделяются. Только тот, кто колошматит, в одной майке, через которую видно мускулы, счерченные шрамами. Одной рукой держит меня за волосы на затылке, оттягивая голову назад.
— Какой нос, — шипит он, проводя шершавым пальцем по выступающей горбинке носа до самого кончика, — сломать бы его... Как думаешь, а? — и вот уже его шепот на ухо возвращает меня в реальность. Я знаю, они не убьют меня. Будут ждать Командира. Максимум — покалечат. Они просто играются.
Откидываю голову назад, как приказали. Смотрю в потолок. Мы в заброшенном особняке девятнадцатого века. Сам он мрачен, стар и почти разрушен. Кажется, толкни — и рассыплется. Однако он прочнее любого нового дома, который бы построили на Севере. Оконные стекла, конечно, за время разрухи были разбиты. Но, так или иначе, он отремонтирован, отопление проведено вместе с водопроводом. Все, что нужно, тут есть. Особенно мебель: и старая, развалившаяся, и совершенно новая.
Приемный зал на втором этаже. Сейчас часть потолка осыпалась, половину помещения завалило. Окна в готическом стиле больше не выглядят такими величественными, как раньше. Обшарпанные, поросшие в некоторых местах растительностью стены медленно разрушаются. Большие трещины срывают штукатурку, оголяя темные кирпичи. На остатках потолка, покосившись, висит люстра. В любой момент она может упасть и даже утянуть за собой вторую половину потолка. Тогда третий этаж просядет вниз. Мы стоим здесь, в центре зала, где так громко скрипит пол.
Я все еще завороженно смотрю на обветшалый потолок дома. Слышу скрип на третьем этаже. Наверное, это их люди там ходят.
— Вас трое? Четверо? Пятеро? — удары сыплются один за другим: лицо, живот, бока, — вымеренные, точные. После каждого вопроса — удар. Сильный, смачный, болезненный. Голова кружится сильнее. Чувствую, что огонь, который спалил все мое лицо, превращает мышцы в нечто холодное. Словно мое лицо железное, способное переносить любую боль.
Но так говорит лицо. От каждого же удара в голове барабанит, как на параде.
Удар в солнечное сплетение.
Выплевываю кровь. Поток крови из носа стекает к губам. В глотке все душит. Дробь не прекращается. Кровь попадает на язык, обжигает мерзким вкусом. Выплевываю ее.
Сваливаюсь на пол вместе со стулом. Грохот произвожу знатный. Чувствую на секунду успокоение. Лучше бы пристрелили.
Тут же обливают водой.
Не помогает. Они — наверное, испугавшись, — действуют по-военному быстро, развязывают меня, стаскивают со стула и волочат в другую комнату.
Это грязная ванная. Голову суют под кран с холодной водой.
Дождь тогда примерно такой же холодный. Чувствую, что простыну. Но это неизбежность.
Мы с родителями живем на Юге. Но ближе к границе с Севером. Нам говорят, что началась страшная эпидемия. Страна в опасности. Люди Юга и Севера в панике. Все, кто живой, должны срочно бежать на Север. Юг теперь — опасная зона.
Зона заражения.
Все, что остается, так это создавать опылители, которыми можно будет дезинфицировать город. Противоядия — нет.
Вся эта эпидемия идет с центра. На окраинах мы пока здоровы. Нас можно спасти.
Люди, охваченные болезнью, становятся безумными. Их глаза словно выкатываются из глазниц. Они что-то бормочут под нос, ходят за предметом, как зомби. У них сильный жар. Иногда их бьет лихорадка. Они пьют много воды. Ничего не едят. Только пьют и валяются в лихорадке.
Зараза передается через контакт. Именно через кожу.
Противоядия нет.
Источник не найден.
Мне лет восемь, когда родители собирают вещи, готовые отправиться на Север. Мне не разрешено никого касаться.
Все то, что остается, будет уничтожено. Все дома — разрушены. Возможно, даже стены заражены.
Безумие охватывает улицы. Все в панике. Мы, покидающие этот дом последними, спешим выбраться отсюда. До того, как нас сравняют с землей.
Политики Севера говорят, что смерть десятка нужна во благо жизни сотен. И люди погибают.
Нам дают контракт: если мы не успеем выбраться отсюда, то погибнем тут, на Юге. И наши тела искать не должны.
Отец уверяет, что слышал звонок от соседей с седьмого этажа: там есть живые. Они просят помощи. Они говорят, что их окружили те, кто пропитан инфекцией.
Зараженные среди нас!
— Очухался?
— Бля, ебаный урод, да ты совсем его убьешь! — легкие удары по щекам. — Эй, парень, дыши! Ну!
Мы все охвачены паникой. Отец берет пистолет. Перезаряжает его. Мы выходим из дома и бежим вверх по лестнице. Серый коридор. Здесь много пыли и... Дыма. Пахнет чем-то горелым. Зараженных жгут на улице. Тех, кто проник сюда, поймали.
Это не святая инквизиция. Огнем не выбить эту лихорадку.
Мы на седьмом этаже. Врываемся в квартиру. Но слишком поздно. На нас бросается зараженный парень. Его семья, только что получившая вирус, медленно плетется за нами.
На нем светлая толстовка. Каштановые волосы забраны в хвост. Серые глаза таращатся на нас. Мы быстро запрыгиваем в лифт. Отец, в перчатках, жмет кнопку первого этажа. Но лифт едет вверх. Мы оказываемся на девятом. Там двое мужчин прижаты к стене зараженными. Отец стреляет.
Я впервые слышу, как звучит выстрел. Как он разносится по серому, освещенному дневным светом коридору. Как зараженные падают на землю.
На меня набрасывается тот парень. Он бормочет. Его разум еще не захвачен. Кажется, он просил помощи. Отец стреляет. Ему в голову.
Если хочешь кого-то убить наверняка, то стреляй в голову. И только.
Я впервые вижу настоящую смерть. Она окутывает весь Юг, который просто пропах смертью.
С этими мужчинами мы сбегаем по лестнице вниз, ибо лифт сломан. Мы спасены. Здание сносят.
— Давай, мелкий, дыши, - меня возвращают к жизни. И я вновь сижу в том зале. Меня трясут за футболку. Куртку сняли. Футболку тоже стаскивают. Сижу на стуле, пытаясь поймать и сфокусировать картинку.
Север запирает ворота. Входа туда больше нет. Те, кто не успел спастись, орут под стенами Севера. Тут граница. Ее не пересечешь. Всех зараженных, рвущихся сюда, разумеется, обливают бензином. Их сжигают.
— Добро пожаловать на Север, - говорит Правитель. — Самое лучшее и безопасное место на Земле. Мы беспокоимся о вашей жизни.
Отряды по всему городу. Улицы патрулируют. Введен комендантский час. У каждого есть карточка. Три непослушания — и тебя уводят в какое-то место. После этого никто не возвращается. Люди живут в небольших квартирах. Но никто не вспоминает о страхе.
Учатся, работают. Но живут не так. Под контролем.
Но это правильно. Абсолютно правильно. Правитель на большом мониторе объявляет нам, что это нужно до тех пор, пока эпидемия не пройдет. Нельзя допускать новую волну.
В девять вечера все улицы пусты. Их контролируют наряды. Все держится под контролем.
Нам сообщают, что эпидемия на Юге еще не прошла. Там остались люди. Живые люди, которые не были убиты. Которые как-то спрятались от всего этого. Мы находим их и отвозим на Север.
На Юге много чего полезного. Такие вот мародеры и рыскают тут.
— Ох, бля, вот хорошо, что мы его не убили, — этот мужик убирает пушку. Я оказываюсь усажен на стол. На мне только одни штаны и сапоги. - Ну, красавица, так будешь говорить или нет? — он ехидно улыбается, проводя рукой от шеи до моей груди. Его оружие лежит рядом. Двое других тоже смеются, осматривая мое тело.
Код из ХХХХ превращается в 0000. Кажется, я понимаю, как они собираются допрашивать меня.
@темы:
keep out